Барочный цикл. Книга 6. Золото Соломона - Страница 5

Нагромождение отколотых плит создавало естественные скамьи, возвышения, кафедры и балконы, так что оловопромышленники разместились ничуть не хуже, чем в обычном зале собраний. Их совет сошёлся, как сходился уже полтысячелетия, согласно указу короля Эдуарда I. Самый старый по возрасту участник Оловянного парламента выступил вперёд и предложил незамедлительно проследовать в ближайшую таверну, «Голову сарацина», где (как понял Даниель) предполагалось выпить и закусить. Говорящий явно не ждал возражений, как не ждёт их священник на бракосочетании, вопрошая, известны ли кому-нибудь препятствия к соединению молодых. Однако граф Лоствителский, ко всеобщему изумлению, возразил.

Он встал на замшелую каменную скамью, на которой прежде сидел, и произнёс следующее:

— Его величество король Эдуард повелел, чтоб совет собирался здесь, как все полагают, произвольно ткнув монаршим пальцем в карту и указав точку, равноудалённую от четырёх оловопромышленных городов, в неведении, что выбирает один из самых диких и бесприютных уголков Британии. Отсюда возник обычай продолжать собрания в Тавистоке, ибо никто не верил, что король желал своим вассалам принимать решения в месте столь неудобном. Однако я думаю о короле Эдуарде I куда лучше. Полагаю, он не доверял парламентам и хотел, чтобы его оловянщики добывали металл, а не проводили время в разглагольствованиях и не строили заговоры. Посему он выбрал это место сознательно, дабы наши решения принимались быстро. Я утверждаю, что мы должны извлечь пользу из мудрости короля и остаться здесь. Ибо добыча олова и меди в упадке, шахты затоплены, и у нас нет иных дел, кроме тех, что мы сами себе измыслим. Я измыслил одно дело и немедленно к нему перейду.

Мой дед был Джон Комсток, граф Эпсомский, отпрыск той ветви нашего древнего рода, которую в просторечии зовут Серебряными Комстоками. Как вы знаете, он умер в забвении, а мой отец, Чарльз, вынужден был после свержения Якова бежать в Америку. Я не обольщаюсь касательно моих предков.

Однако даже те из присутствующих, кто считает нас якобитами (что неверно) и называет закоренелыми тори (что правда), а равно утверждает, будто королева Анна сделала меня графом с единственной целью — противопоставить палату лордов герцогу Мальборо (что, возможно, истинно), — даже те из вас, кто не желает знать обо мне и моём роде ничего, кроме оскорбительной клеветы, наверняка слышали о Королевском обществе. И если вы, как пристало благоразумным джентльменам, высокого мнения о нём и его трудах, то мне позволено будет упомянуть о давней связи между этим обществом и моим дедом Джоном Комстоком, который при всём консерватизме своих взглядов был передовым учёным, создателем порохового производства в Англии и первым председателем Королевского общества. В Чумной год он поддержал многих натурфилософов, предоставив им убежище в Эпсомском поместье. Множество открытий совершили в доме моего деда Джон Уилкинс, покойный Роберт Гук и человек, стоящий сейчас по правую руку от меня: доктор Даниель Уотерхауз, член совета Тринити-колледжа в Кембридже, член Королевского общества, ректор Института технологических искусств Колонии Массачусетского залива. Доктор Уотерхауз недавно пересёк Атлантический океан и сейчас направляется в Лондон для встречи с сэром Исааком Ньютоном…

При упоминании Даниеля по рядам продрогших, раздосадованных джентльменов пробежала лёгкая рябь любопытства. Имя Исаака произвело фурор. Даниель подозревал, что это связано не столько с дифференциальным исчислением, придуманным Исааком, сколько с тем, что тот возглавляет Монетный двор. Догадку подтвердили следующие же слова Уильяма Комстока, графа Лоствителского:

— Много лет на рынках нашей страны не видели серебряных монет. Сразу после чеканки они попадают в плавильные печи золотых дел мастеров и в виде слитков отправляются на Восток. Денежная единица Англии теперь — золотая гинея, но для расчётов между простыми людьми она слишком велика. Нужны монеты помельче. Из чего их будут чеканить? Из меди? Из олова?

— Из меди! — выкрикнули несколько голосов, но их сразу заглушили сотни: — Из олова!

— Не важно, не важно, нас это не касается, ибо наши рудники не дают металла! — провозгласил граф. — Так что не о чем тут и говорить. Отправимся в «Голову сарацина», дабы не умереть от голода и холода. Но поскольку все наши шахты затоплены, медь или олово для английских монет будут ввозить из-за границы. Нам это не принесёт никакой прибыли. Заседания нашего древнего парламента останутся курьёзным обычаем; почему бы не сойтись ненадолго на стылой вересковой пустоши и не разъехаться затем по своим делам?

Если только… если только, джентльмены, мы не откачаем из шахт воду. Знаю, вы возразите: «Мы испробовали ручные водоподъёмники, машины на конной тяге, ветряки и мельничные колёса — всё без толку!». Я хоть и не горнопромышленник, господа, но мне это известно. А ещё лучше известно это человеку, стоящему по левую руку от меня, мистеру Томасу Ньюкомену из Дартмура, который из скромности называет себя кузнецом. Те из вас, кто покупал у него горный инструмент, хорошо его знают. Однако я видел, как он создает механические чудеса, в сравнении с которыми кайло — все равно что скрип ржавого колеса в сравнении с концертами герра Генделя, и я назову его высоким именем инженера.

Те из вас, кто видел машину мистера Севери, могут быть невысокого мнения об устройствах для подъёма воды посредством огня; однако изобретение мистера Ньюкомена, хоть и подпадает под тот же патент, работает на совершенно ином принципе, как явствует из самого факта, что оно работает… Доктор Уотерхауз дергает меня за рукав, я более не могу его сдерживать.