— Истинная правда, брат Норман.
— Не ведал бы ты, о сын Дрейка, что смеха достоин в парике и платье блудничем, когда бы я с любовию не раскрыл тебе глаза.
Новый взрыв голосов с Лавендер-лейн напомнил Даниелю, что, как всегда, нераскаянные грешники получают от жизни больше радостей.
— Я ознакомил работников со своим взглядом на подобного рода забавы, — продолжал брат Норман. — Несколько наших собратьев сейчас там, раздают памфлеты. Лишь Господь может их спасти.
— Я думал, вы — такелажный мастер, — сказал Даниель, как болван.
— Дабы служить примером на верфи, надо быть искусным во всех корабельных ремёслах.
— Понятно.
— Медвежий садок — вон там. Два пенса с человека. Прошу.
— О нет, брат Норман, я пришёл не за этим.
— Зачем же ты пришёл, брат Даниель? Затем лишь, чтобы поучить меня, как мне лучше управляться с делами? Желаешь ли проверить мои конторские книги? До вечера времени ещё много.
— Благодарю за любезное предложение, но…
— Боюсь, у меня под ногтями грязь, и тебя это коробит. Если ты согласишься прийти завтра…
— Ничуть, брат Норман. У моего отца, контрабандиста, подряжавшего на работу пиратов и бродяг, часто бывала грязь под ногтями после того, как мы всю ночь грузили неуказанный товар.
— Отлично. В таком случае, чем я могу быть полезен тебе, брат Даниель?
— Надо погрузить эти свёртки на тот из трёх кораблей, который, с Божьей помощью, первым отплывёт в Санкт-Петербург.
— Это не склад. Я не могу принять ответственность за то, что случится с грузом, пока он на моей верфи.
— Не страшно. Вора, его похитившего, будет ждать глубокое разочарование.
— Нужно разрешение господина Кикина.
— Это который?
— Маленького роста. Подходи к господину Кикину спереди, держа руки на виду, не то высокий тебя убьёт.
— Спасибо за совет, брат Норман.
— Пожалуйста. Господин Кикин уверен, что Лондон кишит раскольниками.
— Кто это такие?
— Судя по мерам предосторожности, которые принимает господин Кикин, раскольники — своего рода русские гугеноты, огромные, бородатые и умеющие далеко бросать гарпуны.
— Сомневаюсь, что я подхожу под это описание.
— Бдительность лишней не бывает. Ты можешь оказаться раскольником, вырядившимся в престарелого щеголя.
— Брат Норман, сколь отрадно мне быть вне удушливой атмосферы чопорной лондонской учтивости.
— На здоровье, брат Даниель.
— Скажи, слыхал ли ты о торговом корабле под названием «Минерва»?
— О легендарной «Минерве»? Или о настоящей?
— Я не слышал никаких легенд. Уверяю, интерес мой чисто практический.
— Я видел «Минерву» в сухом доке, сразу за поворотом реки, две недели назад, и могу сказать, что это не та, о которой гласит молва.
— Не понимаю, брат Норман. Мне недостает знаний касательно «Минервы», чтобы разгадать твою загадку.
— Прости, брат Даниель, я думал, ты также сведущ в морских легендах, как и в руководстве верфями. Французские моряки смущают легковерных, утверждая, будто некогда существовал одноименный корабль, обшитый до ватерлинии золотом.
— Золотом?!
— Которое можно было увидеть только при сильном крене, например, когда свежий ветер дует с траверза.
— Какая нелепость!
— Не совсем так, брат Даниель. Ибо враг скорости — ракушки, которыми обрастает корпус. Мысль обшить его металлом великолепна. Вот почему я, как и половина лондонских корабелов, сходил посмотреть на «Минерву», пока она была в сухом доке.
— И не увидел золота.
— Я увидел медь, брат Даниель, которая, в бытность свою новой, наверняка ярко блестела. При определённом освещении французы — католики, падкие до соблазнов мишурной роскоши — могли счесть её золотом.
— Ты думаешь, так и возникла легенда?
— Я уверен. Однако «Минерва» существует на самом деле — я видел её на якоре день или два назад меньше чем в полумиле отсюда. Вот, кажется, она, перед Лаймкилнским доком.
Брат Норман указал на отрезок реки, где покачивались на якорях не меньше сотни судов, из них треть — большие океанские трёхмачтовики. Даниель даже смотреть не стал.
— Она с острыми обводами и сильным завалом бортов — школа покойного Яна Вроома, прекрасно вооружённая, приманка и гроза пиратов, — продолжал брат Норман.
— Я провёл на «Минерве» два месяца и всё равно не отличу её с такого расстояния от других трёхмачтовиков, — сказал Даниель. — Брат Норман, когда корабли отплывут в Санкт-Петербург?
— В июле, если Бог даст и если пушки доставят вовремя.
— Любезный, — обратился Даниель к лодочнику. — Я пойду переговорить с господином Кикиным, а вас тем временем попрошу доставить записку капитану ван Крюйку на «Минерву».
Даниель вытащил карандаш и, примостив клочок бумаги на перевёрнутой бочке, написал:
Капитан ван Крюйк, если в Ваши намерения входит совершить обратный рейс в Бостон, то я поручил бы Вам забрать оттуда и доставить мне в Лондон, желательно не позднее июля, некоторые вещи. Мой адрес: Королевское общество, Крейн-корт, Флит-стрит, Лондон.
Даниель Уотерхауз
Примерно три четверти круга было отведено под стоячие места, остальную четверть занимали скамьи. Протиснувшись мимо нонконформистов, которые пытались не пропустить входящих или хотя бы сунуть им в руки памфлет, Даниель заплатил целый шиллинг за место на трибуне и мешок с соломой под костлявый старческий зад. Он сел на край скамьи в надежде, что успеет отскочить, если она рухнет — строил её явно не Рен. Отсюда Даниель мог смотреть прямо через арену в лица двум русским, которые пробились вперёд — подвиг нешуточный, учитывая, что расталкивать пришлось саутуоркских корабельных рабочих. Правда, высокий русский был настоящий великан — господин Кикин, стоящий впереди, едва доходил ему до ключицы. Зрителям, оказавшимся сзади, приходилось по очереди сидеть друг у друга на плечах.