Барочный цикл. Книга 6. Золото Соломона - Страница 13

— Это подтверждает, что мы присутствовали на одной службе.

— Я там был, — заметил Даниель (имея в виду злодейское убийство), — и мне показалось, что всё происходило вполне законным чередом.

К тому времени он немного успокоился и уже не чувствовал, что извергает огонь. Последняя фраза была произнесена самым обычным тоном, однако на мистера Тредера она подействовала сильнее, чем если бы Даниель вопил и топал ногами. Разговор оборвался так же резко, как начался. В следующие два часа не прозвучало почти ни слова. Карета и замыкающие арьергард телеги въехали на Оксфорд-роуд и повернули к Сити мимо лугов и прудов. Мистер Тредер, сидевший лицом по ходу движения, смотрел в окно. Выражение тревоги на его лице сменилось задумчивостью, затем скорбью. Даниель отлично знал эту последовательность: так предписано обращаться с нераскаянным грешником. Скорбь должна была вскоре перейти в решимость, после чего следовало ждать последней попытки обратить его на путь истинный.

Даниель сидел лицом против хода движения и смотрел, как дорога исчезает под колёсами багажной телеги, в которой, он знал, едут денежные ящики мистера Тредера. Это подсказало столь необходимый повод сменить тему.

— Мистер Тредер, как мне вас вознаградить?

— М-мм… доктор Уотерхауз?… Э?

— Вы не только везли меня в своей карете, но и определяли на ночлег, а также развлекали и просвещали в течение двух недель. Я у вас в долгу.

— Нет, нет, отнюдь. Я крайне щепетилен в делах. Если бы я желал вознаграждения, то предупредил бы вас задолго до отъезда из Тавистока и не преминул бы получить всё сполна. А так я не могу взять с вас ни пенни.

— Я имел в виду более чем пенни…

— Доктор Уотерхауз, вы проделали долгий путь — невообразимо долгий, на мой взгляд, — и вы далеко от дома. Грех взять хотя бы фартинг из вашего кошелька.

— Мне нет надобности открывать кошель, мистер Тредер. Я не пустился бы в такое путешествие без должного финансового обеспечения. Мой банкир в Сити без колебаний вручит вам любую справедливую сумму под гарантии лица, взявшего на себя расходы по моей поездке.

Тут мистер Тредер по крайней мере заинтересовался; он оторвал взгляд от окна и посмотрел на Даниеля.

— Я не возьму ничьих денег — ни ваших, сэр, ни вашего банкира, ни вашего гаранта. Я даже не стану допытываться, кто ваш гарант, ибо постепенно убеждаюсь, что дело ваше темно и таинственно. Однако если вы согласитесь любезно удовлетворить моё профессиональное любопытство, мы будем в расчёте.

— Спрашивайте.

— Кто ваш банкир?

— Живя в Бостоне, я не имею нужды в лондонском банкире. По счастью, у меня есть родственник, к которому я могу обратиться по денежной надобности: мой племянник, мистер Уильям Хам.

— Мистер Уильям Хам! Братья Хамы! Ювелиры, которые прогорели!

— Вы путаете его с отцом. Уильям был тогда ещё ребёнком.

Даниель начал было рассказывать, как Уильям сделал карьеру в Английском банке, но осёкся, видя остекленевшие глаза мистера Тредера.

— Ювелиры! — повторял мистер Тредер. — Золотых дел мастера!

Сейчас он тоном голоса и выражением напоминал мистера Гука, определяющего паразита под микроскопом.

— Теперь вы видите, доктор Уотерхауз, что разговор всё равно бесполезен. Деньги мистера Хама мне без нужды.

Лишь сейчас Даниель понял, что вопрос о банкире был ловко расставленной западнёй. Сказать мистеру Тредеру, денежному поверенному: «Мой банкир — золотых дел мастер», все равно что заявить архиепископу: «Я посещаю молитвенный дом в сарае» — в обоих случаях разоблачаешь свою принадлежность к стану врага. Ловушка захлопнулась; умышленно или нет, но это произошло, когда они проезжали мимо эшафота на Тайберн-кросс, где были выставлены руки и ноги четвертованных преступников, обвешанные бахромой кишок.

Мистер Тредер голосом судьбовершительницы-норны провозгласил:

— Монетчики!

— За это теперь четвертуют?!

— Сэр Исаак намерен их искоренить. Он убедил судебные власти, что подделка денег не мелкое преступление, а государственная измена! Государственная измена, доктор Уотерхауз! И каждый пойманный сэром Исааком монетчик кончает жизнь на Тайберн-кросс, добычей ворон и мух!

Затем, как будто это был самый естественный переход, мистер Тредер, который сильно подался вперёд и вывернул шею, чтобы дольше созерцать гниющие останки последних жертв сэра Исаака, с довольным видом откинулся на спинку сиденья и остановил взгляд на Даниелевой переносице.

— Так вы присутствовали при обезглавливании Карла I?

— Да, о том я и говорю, мистер Тредер. И я был удивлён, чтобы не сказать сильнее, узнав, что высокоцерковники за шестьдесят пять лет так и не оправились от потрясения. Вам известно, мистер Тредер, сколько англичан погибло в гражданскую войну? В соответствии с нашим обычаем я даже не упоминаю ирландцев.

— Я представления…

— Вот именно! И поднимать столько криков из-за одного человека, на мой взгляд, такое же идолопоклонство, как почитание индусами коров!

— Он жил в тех краях, — заметил мистер Тредер, подразумевая Виндзор.

— Этот факт не был упомянут в проповеди — ни в первый, ни во второй, ни даже в третий её час! А то, что произносилось, на мой взгляд, чистейшее политиканство!

— О да. На ваш. В то время как на мой взгляд, доктор Уотерхауз, это была вполне достойная проповедь. А вот если бы мы заглянули туда, — мистер Тредер указал на сарай к северу от дороги, из дверей которого доносился четырёхголосный распев — то есть на молитвенный дом нонконформистов, — мы бы услышали много такого, что вы расценили бы как проповедь, а я — как политиканство!